|
Вертикальная горизонталь // Историю делают города — государства ее разрушают
Дмитрий ЖВАНИЯ // Даниил КОЦЮБИНСКИЙ
Централизм или регионализм, империя или федерация, государство или свободная ассоциация граждан — во всем мире наблюдается противостояние этих принципов организации общества, ставшее особенно заметным после того, как кануло в Лету глобальное противоборство двух ядерных полюсов человечества — тоталитарного СССР и либерального Запада.
В Испании с небывалой страстностью обсуждаются каталонский и баскский вопросы, во Франции — корсиканский, в Великобритании — ирландский. В Мексике индейцы штата Чьяпас хотят жить по своим законам, заявляя устами своего "пиар-лидера" субкоманданте Маркоса о готовности вступить в диалог со всеми общественными силами страны. Во множестве стран Азии и Африки под самыми разными идейными знаменами идет борьба тех или иных территорий за большую свободу или полное отделение.
В России продолжает неуклонно расширяться политическая пропасть между Кремлем и непокорными регионами Северного Кавказа. При этом прочие территории РФ также испытывают нарастающее давление со стороны центра, стремящегося отнять у них остатки бюджетной и административной самостоятельности…
В одном из номеров "Дела" (26.12.2005) уже была высказана мысль о том, что о противоборстве регионального ("общественного") и имперского ("государственного") начал еще в позапрошлом веке во многом пророчески писал Петр Алексеевич Кропоткин — русский политэмигрант, один из классиков мирового анархизма, долгое время живший в Швейцарии и проникшийся гордым "антиначальственным" духом исторической родины легендарного "террориста №1" — Вильгельма Телля…
Следующая станция — "Кропоткинская"?
Принято считать, что анархизм давно стал анахронизмом, воспоминанием о далекой эпохе, когда чахлогрудые молодые люди в пенсне или, как говорил большевистский вождь, взбесившиеся от ужасов капитализма мелкие лавочники кидали бомбы в буржуа и министров, а самодовольные матросы, перепоясанные лентами с патронами, заявляли горе-парламентариям: "Караул устал!", после чего неистово плясали "Яблочко"…
Что касается самого Петра Кропоткина, то ему, конечно, отдают должное — и как одной из самых нравственно безупречных фигур в революционном лагере, и как влиятельному общественному деятелю, и как ученому, внесшему серьезный вклад в развитие мировой географии и естествознания. При этом, когда речь заходит об учении Кропоткина — анархическом коммунизме, — оно, как бы по умолчанию, признается утопией. В годы перестройки кое-кто пытался, правда, воскресить обсуждение идей Кропоткина о кооперации. Но мода на кооперативы прошла, и о Кропоткине вновь забыли…
Снисходительное пренебрежение к идеям одного из самых ярких русских мечтателей позапрошлого столетия объясняется, вероятно, тем, что они воспринимаются стоящими в одном ряду с прочими дискредитировавшими себя штаммами революционно-коммунистической утопии. Между тем пафос учения Петра Кропоткина отнюдь не в том, чтобы "до основанья" разрушить "весь мир насилья", и не в стремлении "взять всё и поделить", а в попытке дать людям и землям идейное оружие в борьбе с авторитарно-полицейскими устремлениями больших бюрократических систем.
Гражданин или подданный?
Историю человеческого общества Кропоткин рассматривал как циклическое и прерывистое развитие. (Как нетрудно заметить, его взгляды гораздо больше тяготели к античной, а также к общепризнанной ныне цивилизационной историософиям, нежели к гегельянско-марксистской, предполагавшей универсально-линейное "прогрессивное" развитие всего человечества). Каждый цикл развития цивилизации, по мысли Кропоткина, завершался тем, что полностью исчерпывал себя, пройдя через все фазы развития. Затем наступал кризис, и цивилизация сходила с исторической сцены: "Египет, Азия, берега Средиземного моря, Центральная Европа поочередно пребывали очагами исторического развития. И каждый раз развитие начиналось с первобытного племени; затем оно переходило к сельской общине; потом наступал период вольных городов и, наконец, период государства, во время которого развитие продолжалось некоторое время, но затем вскоре замирало"; "Через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная; императорская и федералистская; традиция власти и традиция свободы".
Особо следует подчеркнуть: Кропоткин исходил из того, что власть над обществом и государство — не одно и то же. Выборная и близкая к гражданам местная власть государственной, по Кропоткину, не являлась. Государство определялось им как "сосредоточение управления местною жизнью в одном центре", то есть, по сути, как бюрократическая система, или империя.
Не случайно именно Римскую империю Кропоткин называл государством "в точном смысле слова": "Ее органы сетью покрывали ее обширные владения. Всё сосредоточилось в Риме: экономическая жизнь, военное управление, юридические отношения, богатства, образованность и даже религия. Из Рима шли законы, судьи, легионы для защиты территории, губернаторы для управления провинциями, боги… Единый закон, закон, установленный Римом, управлял империей; и эта империя была не союзом граждан, а сборищем подданных". Не правда ли, до боли актуальное описание…
Община вместо рабства
Исходя из своей концепции, Кропоткин утверждал, что современные государства сформировались лишь в XVI веке. До этого европейцы, наследники вольнолюбивых варваров — германцев, кельтов, славян — жили сельскими общинами, а потом создали вольные города: "…в двенадцатом столетии по всей Европе вспыхивает восстание городских общин, задолго до этого подготовленное этим федеративным духом и выросшее на почве соединения ремесленных гильдий с сельскими общинами". И "этой революцией началась новая полоса жизни — полоса свободных городских общин". (Из которых, заметим, и выросла в будущем европейская представительная демократия, сокрушившая в итоге абсолютизм). "В течение одного столетия это движение охватило Шотландию, Францию, Нидерланды, Скандинавию, Германию, Италию, Испанию, Польшу и Россию".
Во всем, что делалось в средневековых городах, Кропоткин видит "отпечаток духа изобретательности и искание нового, дух свободы, вдохновлявший весь труд, чувство братской солидарности, которая развивалась в гильдиях, где люди объединялись не только ради практических нужд своего ремесла, но и связаны были узами братства и общественности".
Он особо подчеркивает, что ремесленные союзы налаживали и поддерживали свои торговые связи "совершенно независимо от городов", вступая в договоры "помимо всяких национальных делений". "И когда мы теперь гордимся международными конгрессами рабочих, мы в своем невежестве совершенно забываем, что международные съезды ремесленников и даже подмастерьев собирались уже в пятнадцатом столетии". Таким образом, локальные объединения создавали собственную, демократически "низовую" глобальную альтернативу глобализму "больших правительств"…
Для Кропоткина важно и то, что "в случае неумения решить какой-нибудь запутанный спор, город обращался за решением к соседнему городу": "Дух того времени — стремление обращаться скорее к третейскому суду, чем к власти, — беспрестанно проявлялся в таком обращении двух спорящих общин к третьей".
Динамичная и исполненная внутренних противоречий жизнь вольного города казалась Кропоткину исключительно благотворной: "После каждого из таких столкновений жизнь города делала новый и новый шаг вперед"; "Есть борьба, есть столкновения, которые убивают, и есть такие, которые двигают человечество вперед"…
Новые варвары
Но вот в XVI веке явились абсолютистские государства, которые разрушили цивилизацию средневековья, федерацию вольных городов. "Новые варвары" — начальники, светские и духовные, — в борьбе с вольными городами опирались на деревню. "Как древнегреческие города не сумели освободить рабов, так и средневековые города, освобождая граждан, не сумели в то же время освободить от крепостного рабства крестьян", — сожалеет в этой связи Кропоткин. (Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что некоторые европейские города все же добивались от феодалов освобождения крестьян).
Законник (знаток Римского права) и поп — вот под чьим тлетворным влиянием, по мнению Кропоткина, "старый федералистский дух свободного почина и свободного соглашения вымирал и уступал место духу дисциплины, духу правительственной и пирамидальной организации". На Руси, правда, роль "Римского права" сыграла Золотая Орда, насадившая все земли на единую ханско-великокняжескую "вертикаль".
Государство, уничтожая вольные города, преследовало как политический, так и экономический, финансовый интерес. Когда почувствовало себя полным хозяином, "оно решилось наложить руку на все без исключения народные учреждения (гильдии, братства и т.д.), которые связывали между собой ремесленников и крестьян. Оно прямо уничтожало их и конфисковало их имущество". Государство не может допустить, "чтобы граждане образовали в своей среде союз, которому были бы присвоены некоторые обязанности государства".
То обстоятельство, что Кропоткин не спешил воспеть преимущества представительной демократии, по сравнению с абсолютизмом, объяснимо. В ту пору, когда он писал свои труды, большинство западных государств оставались довольно жестко централизованными: бурное развитие федерализма и местного самоуправления приключится лишь во второй половине XX столетия. Кроме того, — и это, быть может, еще более важно, — даже самое демократичное устройство не избавляет территориально большие государства от абсурда бюрократизации, когда "паукообразные" чиновники образуют некую самодовольную и самодостаточную сетевую касту, живущую лишь ради бесконечного самовоспроизводства...
Вольный город над вольной Невой?
Каравелла бюрократии почти непотопляема и способна подстроить свои паруса под любой, даже встречно-лобовой ветер времени. Так, под шумок разговоров о превращении "Европы наций" в "Европу регионов" тут же стала разрастаться евробюрократия, не столько заботящаяся о процессе регионализации Евросоюза, сколько о собственном институционально-функциональном благополучии…
Вообще, горизонтальная, регионалистская альтернатива вертикально-имперскому глобализму делает пока лишь самые первые, во многом неровные шаги. Локомотив этого движения — Евросоюз — столкнулся с очевидными сложностями интеграции стран и народов, находящихся на разных уровнях развития. И чем отчетливее проявляются "узкие места" евроконструкции, тем увереннее себя чувствуют "главные" европейские государства ("евроимперии"), тем значимее оказывается их роль.
И все же, начав с консенсусно-добровольного введения единой валюты, создания единых координирующих органов и попытки принятия единого Основного закона, Европа, в конечном счете, сделала решающий шаг в направлении горизонтальной интеграции регионов "через голову государств" — в пользу утверждения того "духа свободного почина и свободного соглашения", на котором зиждется историческое творчество. И если этот вектор истории возобладает — не только у бесцельно прозябающих ныне под древним кремлевским спудом невольных городов и земель РФ, но и у всего человечества, — в XXI веке появится шанс на новую великую мечту и, следовательно, на новый виток истории…
|
|
Догорает ли эпоха? "Кризис наступил, однако это лишь начало.
Модель села на мель Почему-то уверен, что в недалеком будущем люди станут делить время на новые отрезки "до" и "после".
Растворившаяся команда // 1991-2008: судьбы российских реформаторов В прошлом номере мы завершили статьей о Егоре Гайдаре публикацию цикла "Великие реформаторы".
Куда пошла конница Буденного // Голодомор в СССР: как обстояло дело за границами Украины В последние месяцы одним из самых острых политических вопросов на постсоветском пространстве стал вопрос украинского голодомора, имевшего место в 30-е гг.
С КЕМ ВЫ, МАСТЕРА КУЛЬТУРЫ // Владимир Войнович // Советский режим был смешнее нынешнего Писатель Владимир ВОЙНОВИЧ рассуждает о грядущей смуте и об идейном родстве нынешней власти и советского руководства.
Некромент, или Смертельное танго Пять сюжетов, от $ 2 за штуку.
Пиар, кризис и бла-бла-бла Не то чтобы небольшая брошюра записок и выписок директора по связям с общественностью "Вымпелкома"-"Билайна" Михаила Умарова была совсем уж бессмысленным и бесполезным чтивом - отнюдь.
"Это было летом" В галерее IFA под патронажем Санкт-Петербургского творческого союза художников прошла выставка "Это было летом".
Хорошо воспитанный старый мальчик Создатели документальной ленты о Валентине Берестове, презентация которой прошла недавно в Фонтанном доме, назвали свое широкоформатное детище "Знаменитый Неизвестный".
Письма из Германии // Константа Есть такая поговорка: "Господь и леса не сравнял".
С кем вы, мастера культуры? // Алексей Герман // Наш народ был изнасилован. И многим понравилось… Кинорежиссер Алексей ГЕРМАН в интервью "Делу" рассказал о том, каким ему видится нынешнее состояние российского кинематографа, какие идеи задают в нем тон и что представляет собой сегодня российская интеллигенция.
Никита Белых // Россия не доверяет демократам Агония новейшей российской оппозиции, похоже, близка к финалу.
|
|
|