Weekly
Delo
Saint-Petersburg
В номере Архив Подписка Форум Реклама О Газете Заглавная страница Поиск Отправить письмо
 Основные разделы
Комментарии
Вопрос недели
События
Город
Власти
Анализ
Гость редакции
Взгляд
Человек месяца
VIP-рождения
Телекоммуникации
Технологии
Туризм
Светская жизнь
 Циклы публикаций
XX век - век перемен
Петербургские страсти
Судьбы
Поколения Петербурга 1703-2003
Рядом с губернатором
XX век - век перемен 4/7/2005

1998 // Пропасть для рывка вверх

Дмитрий ТРАВИН

В ночь со 2 на 3 июля на своей подмосковной даче выстрелом в голову был убит депутат Государственной думы, генерал-лейтенант Лев Рохлин - герой первой чеченской войны, один из самых ярких российских военачальников. При ином повороте событий дело это долго не сходило бы с первых полос газет, но в середине 1998 г. журналистам не слишком хотелось копаться в подробностях появления очередного "высокопоставленного" трупа. Страна в страхе сжалась перед наступлением гигантского финансового кризиса.

Кризис разразился через полтора месяца после гибели Рохлина. Приказал долго жить валютный коридор, сооруженный в 1995 году Анатолием Чубайсом. Рубль рухнул. Государство отказалось платить по своим обязательствам перед кредиторами. Крупнейшие банки страны в мгновение ока стали банкротами. Тысячи людей потеряли сбережения, миллионы нашли их обесценившимися.

Теперь уж точно стало не до июльской трагедии. А тем временем официальная версия, обвинявшая в убийстве жену Рохлина Тамару, начинала выглядеть все более и более нелепой. По стране поползли слухи о том, что настоящий боевой генерал не мог погибнуть столь жалким образом, от "бытовухи", а значит, произошло политическое убийство. Ведь Рохлин все более явно переходил в оппозицию Кремлю, учредил собственное политическое движение, возбуждал людей к активным действиям и чуть ли не подговаривал близких ему офицеров к движению на Москву. Словом, готовил военный путч.
На Москву, правда, в то бурное лето не двигался разве что ленивый. Бастующие шахтеры даже разбили лагерь в центре столицы и день за днем стучали касками прямо у здания правительства. Все требовали лучшей жизни, не подозревая еще, что именно эта жизнь и была "лучшей". Ведь такой уровень реальных доходов, какой был до 17 августа, не удастся потом вернуть на протяжении нескольких лет.

Летом 1998 г. всем казалось, что власть в России из рук вон плохая, что на нее следует давить, давить и давить, что лишь под давлением она согласится заняться делами народными. И надо признать, в то тревожное время власть действительно производила грустное впечатление. Она не была глупее, чем раньше, и тем более пассивнее, чем в годы черномырдинского застоя. Но никогда еще она не была такой слабой, беспомощной и совсем не страшной. Никогда не выглядела она такой обреченной, как в недолгий период премьерства Сергея Кириенко.

Нет хлеба? Ешьте киндер-сюрприз

К началу 1998 г. в российском руководстве обнаружилась удивительная вещь. Несколько лет ожесточенных междуусобных сражений фактически полностью вывели из строя правящую элиту.
Нельзя сказать, конечно, что ребята пострадали в физическом смысле и разбрелись по госпиталям зализывать раны. Напротив, они расцвели, отрастили номенклатурные брюшки и стали все чаще наведываться на альпийские курорты, дабы растрясти там излишние "трудовые накопления", сосредотачивающиеся в районе талии. Но если говорить не в физическом, а в юридическом плане, то государственные люди первой половины 90-х гг. как кандидаты на замещение вакантных должностей высшего ранга теперь перестали котироваться.

Первый мощный удар был нанесен еще в ходе президентских выборов 1996 г. по группировке Коржакова - Барсукова - Сосковца. Эта ветвь, растущая из мощного президентского тела, была обрублена Анатолием Чубайсом. Зарождающийся альянс чекистов с красными директорами развалился. Чекисты вновь смогли консолидироваться лишь к 2000 г., тогда как директора с тех пор окончательно растворились в олигархических кругах.
Сам Чубайс, в свою очередь, был вышиблен из седла в 1997 г. группировкой объединенных олигархов. Вместе с ним фактически оказались добиты остатки той чрезвычайно устойчивой в политическом смысле команды, которая пришла вместе с Егором Гайдаром осенью 1991 г. Впрочем, поражение младореформаторов являлось, скорее, тактическим отступлением. Не имея возможности удержать захваченные высоты, они, тем не менее, сохраняли силы для того, чтобы не дать закрепиться на них противнику.

В результате затормозилось политическое продвижение олигархов, которые как лично, так и через своих ставленников начали после президентской кампании 1996 г. отхватывать себе лакомые кусочки властной вертикали. Близости "главного олигарха" Бориса Березовского к президентской семье хватало для совершения ряда важных деловых операций, но не для захвата всей власти целиком.
Что же касается формальной политической оппозиции, то она не сумела заставить Кремль считаться с собой. Александр Лебедь перехитрил сам себя, Геннадий Зюганов показал, что достиг предела своих возможностей и уже не опасен, а Григорий Явлинский не продемонстрировал способности к разумным компромиссам.

И вот в этой-то ситуации Бориса Ельцина вдруг перестал устраивать премьер-министр Виктор Черномырдин. Есть два объяснения того, почему тот вдруг был отправлен в отставку весной 1998 г.
Если подходить к вопросу с позиций нормальной политической логики, то надо заметить, что уже в начале года отток капитала, спровоцированный азиатским финансовым кризисом, ясно говорил о возникновении беспрецедентной угрозы рублю. Черномырдин не справлялся с проблемой, а подпиравшие его младореформаторы оказались деморализованы. В этом смысле отчаянная попытка сформировать совершенно новое правительство могла считаться рациональным ответом на вызов, брошенный экономическими проблемами.

Но, возможно, дело обстояло гораздо проще. Черномырдин стал слишком явно показывать, что считает себя наследником Ельцина, и президент решил поставить выскочку на место, благо особых заслуг у того все равно не имелось.
Скорее всего, оба фактора сыграли свою роль. "Доброжелатели" нашли возможность открыть президенту "истинное лицо" пригретого на его широкой груди премьера. Но сами творцы переворота - люди неглупые и понимавшие опасности дефолта с девальвацией - в известной степени руководствовались прагматическими соображениями самосохранения. Беда лишь в том, что самосохраняться они собрались в том политическом пространстве, которое уже было до предела разрушено.

На пост премьера выдвинули 37-летнего министра топлива и энергетики Сергея Кириенко - политика, представляющего второй эшелон младореформаторов. Выходец из нижегородской команды Бориса Немцова, успевший поработать как в дореформенном комсомоле, так и в пореформенном бизнесе, он, по сути, вообще не имел самостоятельной политической биографии.
Невысокий щуплый очкарик с лицом типичного "ботаника", он был быстро и точно прозван киндер-сюрпризом, что отражало две самые характерные черты этой новой фигуры российского истеблишмента: бросающуюся в глаза несамостоятельность и внезапность появления на сцене. Кириенко, бесспорно, был человеком умным, квалифицированным и - что в данном случае особенно важно - умеющим схватывать на лету важную информацию. В этом смысле он оказывался вполне адекватен таким сильным интеллектуалам, как Гайдар или Чубайс. Тем не менее, вторичность Сергея Владиленовича по отношению к Егору Тимуровичу и Анатолию Борисовичу была настолько очевидной, что даже не требовала каких-то комментариев.

В то время многие недоумевали, как Кремль умудрился найти такого премьера. Но, с формальной точки зрения, все, от кого зависело выдвижение, действовали вполне логично. Усталый, больной Ельцин, тосковавший по своему звездному часу 1991 г., полагал, наверное, что нашел второго Гайдара, способного растрясти застоявшееся болото недееспособной власти. Замаранные в общественном мнении младореформаторы первого эшелона, не имея возможности лично выйти на ведущие роли, должны были приветствовать выдвижение "лучшего из худших" (не олигархам же, в конце концов, отдавать премьерский пост!). Парламентарии, промурыжив для порядка некоторое время Кириенко, дали согласие на назначение, поскольку не хотели рисковать роспуском Думы и своими насиженными креслами.
Но в целом, надо признать, назначение было крайне неудачным. У Кириенко в 1998 г. и у Гайдара в 1991 г. были совершенно разные задачи. После августовского путча всю политическую нагрузку нес на себе еще не успевший растерять популярность Ельцин, тогда как от Гайдара требовалось лишь сделать правильный экономический выбор. Но в чрезвычайно сложном политическом пространстве 1998 г. на посту премьера нужен был прежде всего политик, способный решать встающие перед ним проблемы. Что же касается самой постановки проблем, то надвигающийся кризис уже не оставлял особого выбора: требовалось идти на девальвацию рубля и одновременно усиливать жесткость финансовой политики.

Чего тут думать? Трясти надо

Новому премьеру необходима была способность быстро решать ключевые задачи, не допуская социального взрыва. Это - в качестве программы минимум. Что же касается программы максимум, то он после всего этого должен был, по возможности, еще и уцелеть в качестве главы правительства, не допуская политического кризиса.

Теоретически имелись два прямо противоположных способа решения задач.
Первый - пойти на прорыв: принять все необходимые в таком случае экономические меры, а при возникновении конфликта с коммунистической Думой быть готовым к роспуску парламента. В 1998 г. такой подход казался практически невозможным, чуть ли не чреватым гражданской войной. Но как показало на будущий год сравнительно легкое отстранение правительства Евгения Примакова, левые российские парламентарии были трусоваты и, скорее всего, в принципе не способны бороться ни за идеи, ни за власть.

Второй способ - пойти на умиротворение: найти сильную политическую фигуру, с которой могли быть связаны оптимистические ожидания у самых разных сторон политического противостояния. Пользуясь открывшимися возможностями для компромисса, новый премьер имел бы шанс абсолютно легальным путем провести те преобразования, которые необходимы для улучшения положения дел в экономике. Впоследствии выбор Примакова как раз и означал развитие событий по данному сценарию - с той лишь разницей, что реализовывать его начали не до кризиса, а уже после него.
Понятно, что сделать ставку на умиротворение означало риск получить бестолкового премьера, способного завести страну не туда. Все помнили, сколько времени ушло у Черномырдина на обучение элементарным экономическим понятиям. Но, скорее всего, в 1998 г. способность управлять, способность растрясти закосневшую систему и заставить ее спасаться была, сколь ни парадоксально это звучит, важнее способности думать. Ведь думающий премьер, как показал случай с Кириенко, все равно был ни на что не годен.

Сделать ставку на такого "либерала", как Кириенко, означало кризис, выход из которого возможен через призвание "политического тяжеловеса" типа Примакова. Сразу же сделать ставку на "тяжеловеса" означало вероятный кризис, выход из которого можно было затем поручить либералам. Даже легковесным. Но Кремль все же выбрал Кириенко, отказавшись тем самым как от решительного прорыва, так и от неторопливого умиротворения.
К исходу весны, когда Кириенко прошел, наконец, через парламентское утверждение, предотвратить кризис было уже практически невозможно. Капиталы еще с 1997 г. начали энергично бежать с развивающихся азиатских рынков. Постепенно все нарастающая паника охватывала и Россию. Инвесторы продавали государственные бумаги, вырученные рубли переводили в валюту, а ее затем переводили за рубеж.

Соответственно, у государства возникали две проблемы. Поскольку никто больше не хотел одалживать ему денег даже на формально очень выгодных условиях, бюджет разваливался и впереди начинал возникать призрак дефолта, т.е. неспособности расплатиться по очередным своим обязательствам. А поскольку желающих продавать рубли оказывалось гораздо больше, нежели желающих продавать доллары, российская валюта уже не могла удерживаться в старом коридоре.
Тот, кто выводил свои деньги, возможно, не считал российскую экономику столь уж плохой, но понимал простую вещь: если удерут другие, он свои вложения потеряет. А другие думали точно так же и соревновались в гонках на выход с финансового рынка. В основе паники лежали две вещи. Во-первых, точное знание того факта, что Банк России не имеет достаточных резервов, дабы выкупить рубли, скидываемые инвесторами. А во-вторых, оправдавшееся впоследствии подозрение, что такой проблемной экономике, как российская, при слабости Центробанка никто уже по-настоящему не захочет помочь.

Если бы российские власти хотя бы в 1997 г. задумались о принятии экстренных мер по спасению, а не смаковали бы уничтожение команды Чубайса, шанс на мягкий выход из кризиса у них бы имелся. Резкое снижение государственных расходов могло бы помочь удержаться от очередных заимствований, а следовательно, уменьшить объем обязательств. Но государство было слабо, за процесс в целом никто не отвечал, все надеялись на авось. Когда же Кириенко взял бразды правления в свои руки, даже авось уже не настраивал на оптимистический лад.
Оставался только МВФ. По-настоящему крупные зарубежные кредиты могли бы предоставить Центробанку те валютные средства, которые были необходимы для выкупа рублей, энергично скидываемых с рук инвесторами. С одной стороны, Фонд хотел помочь России, поскольку кризис ставил под сомнение способность его руководства к эффективному управлению реформами. С другой же стороны, чиновники МВФ (так же, как и российские чиновники) оказались не способны по-настоящему на радикальные действия. Выложить десятки миллиардов долларов они не сумели, а та небольшая помощь, которая была все же получена Россией, не могла отвратить инвесторов от быстро нарастающего пессимизма.

Кириенко честно крутился, пытался экономить, пытался взыскивать налоги с крупных неплательщиков, но так и не смог довести до конца ни одно начатое им дело. В итоге правительству пришлось пойти на отказ от своих обязательств. И снова Кириенко проявил нерешительность, стремясь сохранить валютный коридор путем изменения его границ, но не решаясь сломать, в принципе, старую систему.
На самом деле можно было сразу же расстаться с прошлым, отпустив рубль в свободное плавание, как, собственно, и произошло в дальнейшем. Можно было пойти другим путем: девальвировать рубль раза в два, зафиксировать его и дальше удерживать от падения, пользуясь тем, что при подешевевшем рубле Центробанку нужно в два раза меньше резервов для осуществления валютных интервенций.

При первом варианте обесценивание рубля наносило мощный удар по платежеспособности российских банков, получающих доходы в отечественной валюте, но имеющих обязательства в валюте иностранной. Не менее мощный удар наносился и по населению, фактически лишающемуся возможности приобретать резко вырастающие в цене импортные товары. Но зато отечественный производитель становился более конкурентоспособным, благо издержки его производства разом обесценивались по сравнению с себестоимостью товаров зарубежных фирм.
При втором варианте население и банки страдали в меньшей степени, но зато и меньше преимуществ получали отечественные производители. Сохранялся шанс на то, что должники не обанкротятся и смогут как-то свести концы с концами. Но в то же время сохранялась вероятность того, что государство не выполнит свое обязательство держать стабильный, хотя и обесценившийся рубль.

Отказавшись как от радикального, так и от умеренно радикального варианта выхода из кризиса, Кириенко лишний раз продемонстрировал слабость правительства. И вот теперь уже по-настоящему заметался президент.
Его неинформированность выглядела комичной. За день до принятия премьером решения о девальвации, Борис Ельцин публично говорил, что таковой не будет. Когда же девальвация произошла, он явно не знал, как себя вести. Сначала оставил Кириенко в должности, но через несколько дней, так и не дождавшись какого-либо изменения обстоятельств, решил отправить правительство в отставку.

Последний ПриКол

Ельцин попытался вернуть Черномырдина. Даже при неизменно плохом состоянии здоровья Борис Николаевич должен был понимать, насколько данный шаг является очевидным признанием ошибки с назначением Кириенко. То, что президент столь явно подставился, свидетельствует, насколько деморализован он был после внезапного экономического провала.

Однако главное унижение ждало Ельцина впереди. Парламентарии не утвердили Черномырдина, а идти в этих условиях на роспуск Думы президент не рискнул. Пришлось искать иную кандидатуру. Компромиссной фигурой оказался министр иностранных дел Примаков, которому тогда уже почти стукнуло 70.
Кремль вряд ли мог считать его своим человеком, хотя Евгений Максимович и являлся членом правительства. Вручение Примакову экономики, да к тому же в столь кризисной ситуации, могло означать более резкий разрыв с курсом реформ, чем даже появление Черномырдина в декабре 1992 г. Многие эксперты ожидали с приходом Примакова неокоммунистического поворота по примеру того, который на несколько лет раньше произошел в Болгарии.

Но и для коммунистов новый премьер не являлся своим. Он считался человеком Горбачева, а тот для зюгановцев был как красная тряпка. Членов КПРФ мог привлекать жесткий внешнеполитический курс, который Примаков демонстрировал с тех пор, как заменил на посту главы МИДа Андрея Козырева. Могло привлечь их и то, что в новое правительство на формально крупный пост вице-премьера, курирующего экономический блок, пригласили бывшего главу советского Госплана Юрия Маслюкова. Но в целом быть уверенными, что Примаков согласится на кардинальное полевение экономического курса, они никак не могли.
Тем не менее, враждующие стороны сошлись на том, что лучшего главу правительства им не найти. Каждый стремился видеть в Примакове героя своего собственного романа. Что же касается самого Евгения Максимовича, то он вел себя со скрытностью, характерной то ли для дипломата, то ли для шпиона.
О его шпионском прошлом ходило много слухов. В основном, они основывались на том, что Ельцин в начале 90-х гг. назначил Примакова руководителем Службы внешней разведки. Можно ли предположить, что главным шпионом вдруг сделали человека, к данной сфере не имевшего абсолютно никакого отношения?
Сам Примаков, впрочем, никогда не подтверждал своего шпионского прошлого, а каких-либо иных доказательств его связей с КГБ также не имеется. В молодости Евгений Максимович трудился журналистом на Ближнем Востоке. Не исключено, что совмещал работу пером с работой "шпагой", но точно этого никто не знает. Сам же Примаков говорит, что работа на Востоке дала ему лишь умение выжидать и выражаться иносказательно, что он блестяще проявил на премьерском посту.
Во всяком случае, Евгений Максимович перебрался с Востока не на Лубянку, а в Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Помимо журналистских корреспонденций (в т.ч. фельетонов, написанных вместе с Томасом Колесниченко под псевдонимом ПриКол), он имел к тому времени ряд книг и докторскую диссертацию, посвященную, правда, строительству социализма в Египте. Примаков не стал крупным экономистом, но личностью был яркой, энергичной, что позволило занять в институте пост заместителя директора.
Порой он даже возглавлял ИМЭМО, поскольку директор - академик Иноземцев - часто уезжал консультировать Брежнева. Через семь лет такой работы Примаков получил собственный институт - Институт востоковедения, где его встретила "теплая, дружественная обстановка".
"Коммунисты Института востоковедения АН СССР просят вас принять самые строгие меры против произвола, беззакония, взяток, злоупотребления служебным положением, которое насадил в нашем институте "академик" директор Примаков Е.М., настоящая фамилия Киршенблат. Махровый делец, руководитель сионистской мафии..." и т.д., и т.п. Этот донос в ЦК КПСС был написан в 1985 г.
Вскоре Примаков вернулся в ИМЭМО, чтобы возглавить его официально. Протежировал ему секретарь ЦК Александр Яковлев, поэтому Евгений Максимович в науке надолго не задержался. Сначала его хотели поставить заведующим международным отделом ЦК, но КГБ отдал предпочтение Валентину Фалину (возможно, этот факт опровергает гипотезу о близости Примакова с гэбистами). Впрочем, в 1989 г. Горбачев все же призвал ученого в политику, поставив его во главе одной из палат Верховного совета СССР, где тот тихо подремывал на заседаниях и делал вид, будто борется с привилегиями номенклатуры.
Казалось, что начатая в 60 лет политическая жизнь не задалась, тем более что СССР вскоре распался и Горбачев ушел. Но Ельцин неожиданно придал карьере Примакова второе дыхание...

***

За те месяцы, которые продремал на посту премьера Примаков, в России произошли кардинальные перемены. Страна проснулась, начала работать. Всяких дурацких затей с путчами уже не возникало. Путчисты-затейники - от Крючкова до Рохлина - перестали привлекать внимание общества. Но произошли ли эти перемены благодаря Примакову или же вопреки ему?

Назад Назад Наверх Наверх

 

Семь кругов России // Круг второй - власть
"В России/ две напасти:/ внизу власть тьмы,/ а наверху тьма власти".
Подробнее 

1998 // Пропасть для рывка вверх
В ночь со 2 на 3 июля на своей подмосковной даче выстрелом в голову был убит депутат Государственной думы, генерал-лейтенант Лев Рохлин - герой первой чеченской войны, один из самых ярких российских военачальников.
Подробнее 

1997 // Вкус крови
В середине лета 1997 г., когда на время затихли бурные стычки оппозиции с внезапно свалившимся на ее голову правительством младореформаторов, а начавшие обрастать первым послекризисным жирком россияне расслабились и отбыли на становящиеся все более популярными турецкие курорты, политическая жизнь страны внезапно сделала крутой поворот.
Подробнее 

1996 // Несостоявшийся путч
Незадолго до президентских выборов, проходивших летом 1996 г., двух сотрудников Анатолия Чубайса задержали на выходе из Дома правительства с набитой долларовыми купюрами коробкой из-под бумаги для ксерокса.
Подробнее 

1995 // Проблеск надежды?
Вступление в 1995 г.
Подробнее 

1994 // Жизнь удалась
После нескольких бурных лет, насыщенных выборами, путчами, реформами, распадом Союза, откровенными нарушениями старой Конституции и скоропалительным принятием Конституции новой, вступление в 1994 г.
Подробнее 

1993 // Малая Октябрьская революция
Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1993, от начала же реформ второй.
Подробнее 

1989 // Последний аккорд перестройки
15 декабря 1986 г.
Подробнее 

Артур КЛАРК // Интервьюер Господа Бога
По сведениям писателя-фантаста и футуролога Артура Кларка, в 2001 г.
Подробнее 

Мишель ФУКО // Безумец в эпоху постмодерна
"Человек - это изобретение недавнее.
Подробнее 

Сергей Королев // Зато мы делаем ракеты
У советской ракетной программы было немало творцов.
Подробнее 

Хью ХЕФНЕР // Плейбой столетия
Ушедший век - век снятия табу и легализации запрещенного в самых разных сферах.
Подробнее 

 Рекомендуем
исследования рынка
Оборудование LTE в Москве
продажа, установка и монтаж пластиковых окон
Школьные экскурсии в музеи, на производство
Провайдеры Петербурга


   © Аналитический еженедельник "Дело" info@idelo.ru