Weekly
Delo
Saint-Petersburg
В номере Архив Подписка Форум Реклама О Газете Заглавная страница Поиск Отправить письмо
 Основные разделы
Комментарии
Вопрос недели
События
Город
Власти
Анализ
Гость редакции
Взгляд
Человек месяца
VIP-рождения
Телекоммуникации
Технологии
Туризм
Светская жизнь
 Циклы публикаций
XX век - век перемен
Петербургские страсти
Судьбы
Поколения Петербурга 1703-2003
Рядом с губернатором
XX век - век перемен 14/3/2005

1989 // Последний аккорд перестройки

Дмитрий ТРАВИН

15 декабря 1986 г. в горьковской квартире Андрея Дмитриевича Сахарова, полностью изолированного от общества, внезапно появились агенты КГБ для того... чтобы установить телефон. Делалось это ради одного лишь звонка. Но звонившим был сам Михаил Горбачев. Генсек ЦК КПСС сообщил академику о завершении его ссылки и о возможности вернуться в Москву. Догадывался ли в тот момент кто-нибудь из них, что два с лишним года спустя они схлестнутся в ожесточенной публичной полемике, которая и положит конец перестройке?

Орденоподносец

Перестройка закончилась, когда Горбачев исчерпал все методы мягкой трансформации экономической и политической систем. Он сам с помощью гениального маневрирования постепенно подвел страну к той точке, за которой ни генсек, ни ЦК, ни сама КПСС, ни однопартийная административная модель уже не требовались.

Идея разработки новой политической системы возникла у Горбачева еще в 1988 г. Для этой цели в феврале он пригласил к себе в помощники Георгия Шахназарова - юриста по образованию, партийного функционера по должности (зам. зав. отделом ЦК) и писателя-фантаста в свободное от работы время (псевдоним Шах). Особенностью Георгия Хосроевича было также то, что он, занимаясь вопросами государственного строительства, мог считаться одним из немногих сравнительно профессиональных политологов советской эпохи. Горбачев вроде бы даже (если не приврал, дабы польстить авторскому самолюбию нового помощника) читал пару его книг.
История с письмом Нины Андреевой ускорила демократизацию, а XIX партконференция непосредственно поставила в повестку дня вопрос о реформе. К началу 1989 г. концепция новой системы уже имелась. Страна двинулась навстречу выборам, которые состоялись весной.

Избирательная система была до предела странной. Создавалось впечатление, что Горбачев левой рукой намеревался чесать свое "правое политическое ухо". Вместо обычного парламента, которому передавалась бы реальная власть, принадлежавшая ранее партийной номенклатуре, формировался чрезвычайно громоздкий корпус народных депутатов, два раза в год собиравшихся на съезды. Для постоянной же работы съезд выбирал Верховный совет, члены которого должны были регулярно подвергаться ротации. Самым же странным стало избрание трети депутатов от различных общественных организаций, что явно нарушало принцип равенства. Некоторые люди голосовали по пять раз (по двум округам, как все, плюс, скажем, как член КПСС, как писатель и как женщина).
Шахназаров, если верить мемуарам, был против всего этого смешения французского с нижегородским, но Горбачев принял точку зрения другого эксперта - Анатолия Лукьянова, который затем и возглавил верховносоветскую конструкцию, изобретенную им под себя. Скорее всего, по-настоящему вопрос о выборе между схемами Лукьянова и Шахназарова даже не стоял, поскольку политическая реформа задумывалась отнюдь не ради демократизации, которой так ждали наивные обыватели. Перед Горбачевым стояла гораздо более сложная задача, и Лукьянов, знакомый с ним еще по студенческим годам на юрфаке МГУ, предложил, казалось бы, оптимальный для генсека вариант.

Анатолий Иванович, запомнившийся всем своей хмурой физиономией, нудным голосом и неприкрытым содействием ГКЧП, имеет в обществе плохую репутацию. Однако на самом деле он был фигурой значительно более интересной, нежели рядовой путчист типа Янаева или Стародубцева. Думается, он потому и близок был Горбачеву на протяжении почти всех лет перестройки, что имел сходное образование, сходный менталитет и сходное видение перспектив (по крайней мере, до тех пор, пока генсек не запутался в своем политическом маневрировании).
Мы видели Лукьянова на телеэкране еще в то время, когда никто и представить себе не мог, сколь важной станет в будущем эта персона. В качестве главы секретариата президиума Верховного совета СССР он подносил Брежневу коробочки с орденами на церемониях награждения. Поскольку данные церемонии были главным делом брежневской эпохи, орденоподносец оказывался фигурой по-своему значимой.

Оттягивался Лукьянов стихотворчеством (псевдоним - Анатолий Осенев), что выдавало в нем типичного шестидесятника, - возможно, не слишком талантливого, но думающего, чувствующего, ищущего.
Впрочем, коробочками и стихами дело не ограничивалось. Лукьянов тесно примыкал к той знаменитой интеллектуальной группе советников, что работала для ЦК КПСС в 60-70-е гг. (Александр Бовин, Георгий Арбатов и др.). На элитной даче в Завидово (в условиях, "приближенных к шашлыку") под руководством самого Брежнева писались речи, доклады, документы. В перерывах между "Весь советский народ как один..." и "За дело Ленина к победе коммунизма..." сочиняли стихотворные экспромты и бегали за водкой в соседнюю деревню.

Творческая "молодежь" сохраняла внешне полную ортодоксальность, но при этом держала фигу в кармане. Типаж у всех был единый, но судьба оказалась разная. Умный и склонный к выпендрежу Бовин (автор идиотского лозунга "Экономика должна быть экономной") так навсегда и остался кумиром интеллигенции. Арбатов, вовремя успевший "выбить" для себя должность руководителя Института США и Канады АН СССР, остался уважаемым старцем. Лукьянов же, непосредственно включившийся в большую политику, взлетел выше других, но затем потерял все.
К началу 1989 г. он уже был секретарем ЦК. Наверное, даже более близким к Горбачеву человеком, чем Лигачев или Яковлев, растратившие свой пыл на предыдущем этапе перестройки. Теперь именно Лукьянов должен был на месте, расчищенном ранее этими двумя патриархами, возвести такое "здание", в котором бы Горбачев чувствовал себя достаточно комфортно, осуществляя самые решительные экономические и политические преобразования.

Генсек прекрасно понимал, что такие вещи, как остро назревшая либерализация цен (половинчатая рыжковская реформа к этому времени уже полностью провалилась) и трансформация унитарного СССР в жизнеспособную федерацию (прибалты уже вовсю бунтовали против Москвы), вызовут резкий взрыв консервативных настроений. И не только в партийной номенклатуре. В народе.
Таким образом, получалось, что радикальные реформы неизбежно выбивали бы Горбачева из кресла генсека. Но пересесть в кресло свободно избираемого народом президента он не мог по той же самой причине. Толпа в своих антиреформаторских настроениях была ничуть не лучше аппарата. Требовалось изобрести предельно сложную конструкцию, позволяющую сидеть сразу на двух стульях - генсека и президента, - чтобы лавировать между разбушевавшимися стихиями и по возможности опираться на элитарное интеллектуальное меньшинство, готовое идти на риск ради осуществления непопулярных начинаний.

И вот вместо реальной демократии, о которой мечтали такие люди, как Яковлев и Шахназаров, получилась демократизация - растерянный съезд полуобразованных депутатов, окрещенных с трибуны раздраженным Юрием Афанасьевым агрессивно-послушным большинством. Горбачев опять победил, добившись искомой политической цели. Используя стихи самого поэта Осенева (написанные, правда, намного раньше по поводу правки очередного брежневского доклада), можно подвести итоги лукьяновской политической реформы:

Итак, свершилось! Серп замечаний Прошелся по яйцам текста. И там, где ромашки Цвели отчаянно, Теперь - унылое место.

На двух стульях

Впрочем, надо признать, что место, где собрался весной 1989 г. 1-й съезд народных депутатов, было отнюдь не унылым. За этим уникальным шоу с напряженным вниманием следила по телевизору вся страна.
Народ выбегал на трибуну без приглашения из президиума. Зал топал и хлопал не по сценарию. Словесные перепалки возникали чуть ли не постоянно. Такого развлечения страна давно уже не имела. Отсутствовали разве что парламентские драки - этот элемент телешоу Владимир Жириновский внес позднее.

Если 1988 г. дал фактически полную свободу печатного текста, то 1989 г. позволил развернуться устному политическому творчеству, мгновенно оцениваемому десятками миллионов телезрителей. Теперь быстро политизировалась вся страна. Но самое главное - формирование депутатского корпуса впервые предоставило возможность для выдвижения новых политиков не через партийный аппарат, а непосредственно из народных масс или, по крайней мере, из интеллектуальной "прослойки".
Самой главной оппозиционной фигурой уже тогда становился Борис Ельцин. Но наиболее яркой, бесспорно, был легендарный Андрей Сахаров, впервые материализовавшийся из множества слухов и сплетен, распространявшихся о нем в прошлом как друзьями, так и врагами.

В тот последний год своей жизни, когда он достиг пика политической деятельности, Сахарову исполнилось 67 лет. За плечами были долгие годы занятий физикой, разработка водородной бомбы, награждение тремя золотыми звездами Героя, уход в диссиденты, изоляция и всеобщее шельмование. Стать делегатом съезда ему удалось только посредством попадания в ту треть, что избиралась от общественных организаций. Недемократическая лукьяновская затея несколько неожиданно стала у нас аналогом цензового голосования, при котором достойнейших избирали умнейшие, а не темная масса, искренне считавшая, будто Сахаров - предатель родины.
Этот "предатель" оказался плохим политиком, нескладным и неумелым оратором, теряющимся от наездов делегатской шпаны. Он говорил не как человек, имеющий шанс воздействовать на принятие государственных решений, а как диссидент, для которого важен сам факт произнесения слова правды. Он не выбирал время и место для заявлений, не просчитывал комбинации, не пытался выстраивать альянсы, т.е. не делал всего того, что является азами политической деятельности в любой демократической стране. И, самое главное, он не стремился к власти, а это для политика абсолютно недопустимо.

Даже Горбачева, симпатизировавшего, бесспорно, Сахарову, академик к концу года стал откровенно раздражать. Со своей старомодной честностью он не столько помогал двигать страну вперед, сколько мешал, поскольку консолидировал единое в своей злобе агрессивно-послушное большинство. Он стал Ниной Андреевой наоборот: стал символом демократии, преждевременно пугающим реакционеров.
У Сахарова не было ни малейших шансов обрести ту любовь темной толпы, которая, скажем, есть у Путина. Но для интеллигенции он на короткий срок оказался высшим моральным авторитетом. В соседней Чехии моральный авторитет - писатель Вацлав Гавел - стал президентом. В СССР он так и остался маргиналом.

Ближе к образу современного политика был ректор историко-архивного института Юрий Афанасьев. Складный, мощный и в то же время интеллигентный 55-летний профессор производил впечатление образцового парламентария западного типа. Казалось, что именно таким - умным и представительным - должен быть президент демократической страны.
Афанасьев почти всегда говорил к месту и по делу, но со временем выяснилось, что он все же по складу мышления не более чем университетский профессор. "Драйва", столь необходимого каждому политику, у него не оказалось. Как и Сахаров, он боролся не за власть, а за идеи. Но идеи без власти - это не более чем развлечение для узкой группы интеллектуалов.

А вот другой профессор - Анатолий Собчак - вписался в политический контекст 1989 г. практически на все 100%. Он был всего на три года моложе Афанасьева, но, казалось, принадлежал к другому поколению. Прагматичность политических действий и явное стремление к власти, выразившееся позднее в обретении поста мэра Петербурга, каким-то чудом уживались в Собчаке со взглядом на жизнь, характерным для типичного шестидесятника. Однако наивность шестидесятника проявилась позже. В 1989 г. доминировал прагматизм.
Собчак мог говорить об идеях получше Сахарова и Афанасьева, но при этом обладал способностью ущучить конкретного противника, задев его самые болезненные точки. Николая Рыжкова он почти довел до слез разбором одного коррупционного скандала, а затем (видно, чтобы доконать) публично прозвал плачущим большевиком. Двух видных русских партийных иерархов - Воротникова и Власова, - избранных на съезд от Адыгеи и Якутии, соответственно, Собчак выставил на смех, обозвав "адыгейцем" и "якутом". Кроме того, ленинградский делегат всегда способен был дать витающему в политических облаках съезду конкретную юридическую справку, что порой автоматически поворачивало ход заседания в иную сторону.

В итоге на фоне травоядных демократов этот внезапно появившийся хищник стал котироваться даже выше вчерашних властителей дум. И не случайно именно Собчак соревновался с Лукьяновым за пост главы Верховного совета после ухода Горбачева в президенты.
А еще раньше Собчак оказался главой парламентской комиссии, разбиравшей причины произошедшего в Тбилиси столкновения армии с горожанами. Профессор ЛГУ стал вызывать для дачи свидетельских показаний Лигачева и Чебрикова, брал объяснения у Горбачева, Шеварднадзе, Лукьянова. Работа "тбилисской комиссии" ненадолго перевела страну из советских реалий в европейские.

Темпы нашей трансформации в 1989 г. не просто удивляли. Шокировали. Правда, к решению главных проблем страны казусы типа вызова Лигачева на допрос не имели практически никакого отношения. Пока Собчак эффектно входил в большую политику, Горбачев не слишком эффективно пытался в ней удержаться.
С одной стороны, Горбачеву действительно удалось поставить депутатский корпус под свой контроль, получить пост председателя Верховного совета, а весной 1990 г. стать даже президентом, сдав руководство парламентом Лукьянову. Реакционная часть КПСС не могла сильно наезжать на генсека, опасаясь того, что он просто выбросит на свалку партийный аппарат и уйдет к демократам. Сами же демократы вообще не были достаточно сильны, чтобы всерьез наезжать на Горбачева, а потому оказывались вынуждены условно его поддерживать (по выражению Сахарова) ради продвижения хоть каких-то реформ.

Но, с другой стороны, постепенно выяснилось, что сидеть на двух стульях - генсека и президента - не слишком удобно. Падать не падаешь, однако работать толком не можешь. Все силы уходят на сохранение равновесия. Любые реформаторские или антиреформаторские порывы в подобной ситуации оказываются чреваты потерей этого самого равновесия. Возможно, Горбачев сумел бы обрести большую свободу рук, если бы стал (как многие советовали) всенародно избранным президентом, но он предпочел получить свой мандат от съезда. Популярность в народе к концу 1989 г. была уже не та, что в начале перестройки.
В итоге оказалось, что Горбачев, взойдя посредством ряда хитроумных политических комбинаций на самую вершину власти и устранив несколько эшелонов соперников, вынужден был вместо реформирования общества вступать в мелкие перепалки с депутатами. По сути, это был конец перестройки. Как половинчатая экономическая реформа, так и половинчатая трансформация политической системы лишь разрушили старый мир, не создав нового.

Дальнейшее развитие страны могло быть связано только с переходом к рынку, а переход этот мог осуществить лишь харизматический лидер, получивший президентскую власть на основе свободного, равного и тайного волеизъявления всех граждан. В 1990 г. общество стало предпринимать первые попытки решения этой проблемы, что обозначило начало принципиально нового этапа преобразований.

Где взять китайцев?

Но прежде чем обратиться к рассмотрению этого этапа, нужно ответить на вопрос: можно ли было обойтись без Великой схизмы? Можно ли было сохранить единство КПСС и двинуться к рынку так называемым китайским путем? До сих пор люди, считающие перестройку серьезной ошибкой, в качестве главной возможной альтернативы приводят именно китайский путь.
Вряд ли есть смысл отрицать успешность такого варианта развития. Ведь демократия - это не самоцель, а лишь средство преобразования общества. Если бы наша страна действительно могла двинуться по китайскому пути, глупо было бы искусственным образом обострять внутренние противоречия. Беда лишь в том, что наше общество - европейское по своей сути - в принципе, не способно сегодня развиваться методами, адекватными азиатской патриархальной культуре.
Кто-то в шутку сказал: "Китайский путь хорош. Вопрос лишь в том, где взять столько китайцев?" И действительно, тем "мыслителям", которые часто говорят о значении национальных культур и недопустимости копирования западных методов реформ, стоило бы, скорее, подумать о том, какая "китайская стена" отделяет нас в ментальном плане от юго-восточного соседа.
Китайцам удалось принять решение о начале крупных экономических преобразований, сильно подрывающих традиционные позиции аппарата, и действительно провести их в жизнь. Не будем сейчас рассуждать о том, было ли это обеспечено культурной спецификой страны (исключительной лояльностью китайцев власти), особым личным авторитетом Дэн Сяопина или чем-то еще. Важнее другое.
В СССР 1985-1989 гг. реформы не могли осуществляться китайскими методами по причине отсутствия у элиты единства в понимании сути преобразований. Одни хотели идти андроповским курсом, другие уже глядели на Запад, а третьи все еще не способны были поступиться принципами. Как лебедь, рак и щука, представители различных элитных группировок растягивали страну, а потому вопрос: "Кто в доме хозяин?", неизбежно должен был предшествовать вопросу: "Что делать?"
Можно жалеть о том, что мы - не китайцы. Можно, напротив, гордиться нашей европейскостью. Но нельзя желать китайских методов для общества, в котором люди (по крайней мере, в элите) проявляют индивидуальность, отстаивают свою позицию и вступают в политическую борьбу с оппонентами.
Есть, правда, еще один важный вопрос. Может быть, следовало бы наоборот резко активизировать раскол созданием двухпартийной системы, как это хотелось Яковлеву, а не притормаживать разрушение квазиединой КПСС, как это делал Горбачев. Может быть, надо было в максимально возможной степени приблизиться к восточноевропейскому сценарию политических преобразований, а не к китайскому.
Скорее всего, и в этом варианте ничего бы не вышло. Практически всюду в Восточной Европе общество само рождало оппозицию власти ("Солидарность" в Польше, Венгерский демократический форум, литовский "Саюдис", эстонский Народный фронт и т.д.), перехватывало власть, а затем уже коммунисты, оказавшиеся в кризисе, раскалывались на социал-демократов и догматиков.
В СССР общество смогло породить лишь узкую прослойку депутатов-демократов, страдавших от внутренних противоречий даже больше, чем от давления со стороны власти. Попытка коммунистов-реформаторов сформировать "Демократическую платформу в КПСС" завершилась победой консерваторов и созданием реакционной компартии РСФСР. И даже после того, как в 1991-1992 гг. Борисом Ельциным были начаты преобразования, большая часть абсолютно демократически избранных российских депутатов встала на антиреформаторские позиции.
Думается, что, если бы мы в 1989 г. сформировали двухпартийную систему и вопрос о реформах был бы полностью вынесен на суд общественности, СССР уже к началу 90-х гг. получил бы нечто вроде путинского правления, но только не в растущей рыночной экономике (как сегодня), а в стагнирующей советской. Не исключено, что развитие событий пошло бы даже по югославскому сценарию, поскольку Москва (по примеру Слободана Милошевича) для оправдания хозяйственных провалов и для "защиты русскоязычных" стала бы искать "Чечню" в быстро пробуждающихся Прибалтике, Закавказье и даже на западе Украины. А тем временем "истинные патриоты" занялись бы медленной номенклатурной приватизацией, не допуская той быстрой и массовой, что была осуществлена Анатолием Чубайсом в 1992-1994 гг.
Великое счастье нашей "несчастной" страны в том, что участь "возведенной в степень" Югославии нас все же миновала.

17 декабря 1989 г., практически ровно через три года после знаменитого звонка Горбачева в Горький, Москва хоронила Сахарова. Академик умер почти сразу же после того, как раздраженный генсек согнал его с трибуны съезда. Начало и конец перестройки вступили в некую мистическую связь.
Сотни тысяч людей пришли проститься с телом. Ни зимняя усталость, ни декабрьский мороз не могли разогнать толпу, собравшуюся в районе Лужников, где был выставлен гроб. Среди лозунгов, поднятых над огромной человеческой массой, выделялись: "Андрей Дмитриевич, простите нас", "Вы указали нам на долг русской интеллигенции" и "Никогда не утратим мы мужества подняться против тиранов".
С тех пор прошло не так уж много лет, но понятия "долг интеллигенции" и "борьба с тиранами" совершенно вышли из моды. К счастью, Сахаров этого не видит.

Назад Назад Наверх Наверх

 

Семь кругов России // Круг второй - власть
"В России/ две напасти:/ внизу власть тьмы,/ а наверху тьма власти".
Подробнее 

1998 // Пропасть для рывка вверх
В ночь со 2 на 3 июля на своей подмосковной даче выстрелом в голову был убит депутат Государственной думы, генерал-лейтенант Лев Рохлин - герой первой чеченской войны, один из самых ярких российских военачальников.
Подробнее 

1997 // Вкус крови
В середине лета 1997 г., когда на время затихли бурные стычки оппозиции с внезапно свалившимся на ее голову правительством младореформаторов, а начавшие обрастать первым послекризисным жирком россияне расслабились и отбыли на становящиеся все более популярными турецкие курорты, политическая жизнь страны внезапно сделала крутой поворот.
Подробнее 

1996 // Несостоявшийся путч
Незадолго до президентских выборов, проходивших летом 1996 г., двух сотрудников Анатолия Чубайса задержали на выходе из Дома правительства с набитой долларовыми купюрами коробкой из-под бумаги для ксерокса.
Подробнее 

1995 // Проблеск надежды?
Вступление в 1995 г.
Подробнее 

1994 // Жизнь удалась
После нескольких бурных лет, насыщенных выборами, путчами, реформами, распадом Союза, откровенными нарушениями старой Конституции и скоропалительным принятием Конституции новой, вступление в 1994 г.
Подробнее 

1993 // Малая Октябрьская революция
Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1993, от начала же реформ второй.
Подробнее 

1989 // Последний аккорд перестройки
15 декабря 1986 г.
Подробнее 

Артур КЛАРК // Интервьюер Господа Бога
По сведениям писателя-фантаста и футуролога Артура Кларка, в 2001 г.
Подробнее 

Мишель ФУКО // Безумец в эпоху постмодерна
"Человек - это изобретение недавнее.
Подробнее 

Сергей Королев // Зато мы делаем ракеты
У советской ракетной программы было немало творцов.
Подробнее 

Хью ХЕФНЕР // Плейбой столетия
Ушедший век - век снятия табу и легализации запрещенного в самых разных сферах.
Подробнее 

 Рекомендуем
исследования рынка
Оборудование LTE в Москве
продажа, установка и монтаж пластиковых окон
Школьные экскурсии в музеи, на производство
Провайдеры Петербурга


   © Аналитический еженедельник "Дело" info@idelo.ru