Weekly
Delo
Saint-Petersburg
В номере Архив Подписка Форум Реклама О Газете Заглавная страница Поиск Отправить письмо
 Основные разделы
Комментарии
Вопрос недели
События
Город
Власти
Анализ
Гость редакции
Взгляд
Человек месяца
VIP-рождения
Телекоммуникации
Технологии
Туризм
Светская жизнь
 Циклы публикаций
XX век - век перемен
Петербургские страсти
Судьбы
Поколения Петербурга 1703-2003
Рядом с губернатором
Поколения Петербурга 1703-2003 24/9/2001

9. ПОДВИГ БЮРОКРАТОВ

Яков ГОРДИН

Разгромив инсургентов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года и психологически подавив их сторонников, имперский Петербург вытеснил следующее поколение вольнодумцев в сферу мучительной и бешеной внутренней рефлексии, которая рано или поздно должна была привести или к меланхолии, или к политическому радикализму.

Смена команды

Доказав необходимость реформирования государственной и общественной жизни и в то же время оказавшись неспособными выйти во власть и практически осуществить свои достаточно фантастические идеи, "люди сороковых годов" уступили российскую политическую арену сверстникам-бюрократам.

Хотя из духовного и душевного кризиса 1840-х годов выросла мощная фигура, пытавшаяся затем опрокинуть все достижения разумно-прагматической бюрократии, - Лев Николаевич Толстой, но его влияние сказалось значительно позже.
Этот феномен - чисто петербургский! - бюрократия в качестве двигателя прогрессивных и по сути своей антибюрократических реформ сегодня по вполне понятным причинам оказался в поле внимания историков.

На конференции "Судьба либерализма в России" известный специалист по ХIХ веку и крупный архивист С. Мироненко говорил: "Двигателем этих преобразований была либеральная бюрократия... Но что это была за либеральная бюрократия? Это была либеральная бюрократия старого образца. Это была либеральная бюрократия, выросшая в недрах российского феодального общества. А должна была она разработать такие реформы, которые коренным образом изменили бы общество, и в этом обществе этой старой бюрократии не было бы места".
С. Мироненко очень точно определил внутреннее противоречие ситуации. Но не учел одного принципиального обстоятельства: своеобразия и пестроты состава этой небольшой, но энергичной группы.

Люди, которых мы можем назвать поколением реформ, концентрированная энергия которых потрясла императорский Петербург и перевернула жизнь всей России, эти люди в 1850-е годы вступили в большинстве своем в весьма зрелый возраст. К 1856 году, когда стало ясно, что реформ не избежать, Белинский уже умер, Лермонтов был убит, Бакунин сидел в Шлиссельбургской крепости, Герцен в Лондоне еще только начинал свою пропаганду, Чернышевский только что появился в Петербурге... В этот решающий момент "люди сороковых годов" уступили место своим ровесникам и более старшим деятелям, которые и двинули вперед великое дело.
Как некогда Булгарин, годившийся в отцы Белинскому и его друзьям, стал - параллельно с ними - человеком, обозначившим последекабристскую эпоху, так рядом с реформаторами, родившимися в середине 1810-х годов, оказался пятидесятилетний Яков Иванович Ростовцев, сыгравший едва ли не ключевую роль в великом повороте.

Реформа как искупление

В исторической памяти Булгарина с Ростовцевым роднит сомнительность нравственной репутации. Для русских либералов Ростовцев был человеком, предавшим декабристов. Как предателя его заклеймил Герцен. От этого клейма страдал не только сам Яков Иванович, но и его сыновья. Есть сведения, что фанатическое рвение Ростовцева в деле освобождения крестьян было определено клятвой, которую он дал умирающему сыну, просившему, чтобы отец загладил свою вину исполнением декабристской мечты. Именно в Дрездене, у постели сына, Ростовцев написал четыре программных письма молодому императору.

В 1825 году романтический молодой человек - ему было 22 года, - стихотворец, автор патриотической драмы "Пожарский", которую Рылеев собирался публиковать в своей "Полярной звезде", член Северного общества, друг Оболенского и сотоварищ его по адъютантской службе у командующего гвардейской пехотой генерала Бистрома, участник совещаний перед 14 декабря, он за два дня до восстания явился в Зимний дворец и предупредил Николая о готовящемся возмущении. А затем сообщил о своем демарше товарищам по тайному обществу.
Ростовцев, однако, вовсе не был банальным предателем. Говоря коротко, он, скорее всего, осуществлял элемент плана умеренной группы декабристов, стремившихся запугать Николая и заставить отказаться от престола без мятежа и возможного кровопролития. Оригинал письма Ростовцева великому князю, хранящийся в его следственном деле, свидетельствует, что Ростовцев и те, кто стоял за ним, откровенно вводили Николая в заблуждение, пророча мятеж военных поселений и Кавказского корпуса, а отнюдь не гвардии.

После подавления восстания Ростовцев оказался в двусмысленном положении - император Николай разгадал его игру, но это произошло в процессе следствия, а Ростовцев уже был официально объявлен героем верности и чести. Его пригрел великий князь Михаил Павлович, ведавший военно-учебными заведениями. По этой линии Ростовцев и пошел. В качестве своего педагогического кредо он избрал своеобразную идею - воля власти и есть "верховная совесть", определяющая, что нравственно, а что безнравственно.
Однако в душе его существовал мучительный разлад, мечты его декабристской юности отнюдь не были им забыты. И с середины пятидесятых годов, после смерти Николая и ясно выраженного желания нового императора провести отмену крепостного права, Ростовцев стал ее яростным сторонником, а затем, в 1859-м году, и председателем знаменитой Редакционной комиссии, в которой рождались основополагающие документы крестьянской реформы.

В бескомпромиссной антикрепостнической позиции, которую неожиданно для властной элиты занял Ростовцев, едва ли не главным был мотив искупления. Этот человек, всю свою карьеру выстроивший на лавировании, сказал, принимая пост председателя комиссии: "Я иду на крестную смерть!" И он знал, что говорил, - именно он вызвал бешеную ненависть противников реформы.
Ему припомнили все - и купеческое происхождение его отца, и его юношеский либерализм, его обвиняли в связях с Герценом и подготовке вместе с ним революции... Через два года отличавшийся богатырским здоровьем Ростовцев умер от нервного истощения. Александру , пришедшему проститься с умирающим, Яков Иванович прошептал: "Государь, не бойтесь!" Это были его последние слова.

Будучи три десятилетия одним из многих заурядных военных бюрократов, Ростовцев стремительно раскрутил колесо времени в обратную сторону и внезапно превратился в неповторимую фигуру, объединившую устремления двух эпох.
Можно сказать, что Ростовцева, увильнувшего от своей судьбы в декабре 1825 года, в феврале 1860 года догнала картечь, которой расстреливали его товарищей...

Люди, ознаменовавшие собой суть новой эпохи, как бы обогнули "людей сороковых годов" с их кажущимся родством с декабристами и удивительным образом восстановили связь времен.

Бюрократы поневоле

Сама идея создания Редакционной комиссии - этого штаба крестьянской реформы - принадлежала родившемуся в 1818 году Николаю Алексеевичу Милютину. Вообще роль братьев Милютиных - Николая и Дмитрия, который был старше Николая на два года, в грандиозном перевороте 1850-1860-х годов чрезвычайно велика.
Оба они вышли из постдекабристской среды, оба пользовались покровительством графа Павла Дмитриевича Киселева, друга Михаила Орлова и Пестеля, одного из тех, кого декабристы прочили в лидеры новой власти после победы восстания. Когда юный Николай Милютин решил поступить в гражданскую службу, то первой мыслью было обратиться к директору Департамента внешней торговли князю Петру Андреевичу Вяземскому, как писал в мемуарах Д. Милютин - "старому другу нашего дома". Это был все тот же околодекабристский круг.

Дмитрий Милютин, молодой офицер Гвардейского Генерального Штаба в тридцатые годы зачитывался стихами казненного Рылеева. Но если ревностно делавший свое дело боевой офицер, один из покорителей Кавказа Дмитрий Милютин стал полновластным военным министром и в этом качестве реформировал армию, то Николай всегда оставался формально на вторых ролях и вызывал неизменное недоверие императора.
Смолоду это был болезненный, чувствительный интеллектуал, страдавший от чиновничьей рутины.

Дмитрий Милютин, созданный для военной службы и увлеченный ею, в воспоминаниях сочувственно описывал первые годы бюрократической карьеры брата: "Брат Николай скучал и хандрил в Петербурге. По утрам исправно ходил в департамент или, по его выражению, "на театр чиновничества"; но канцелярская служба мало интересовала его... Во всех письмах брат жаловался на скуку и пустоту жизни... Сильное впечатление произвела на брата трагическая смерть А.С. Пушкина... Известно, что секундантом Пушкина был полковник Данзас..., который, несмотря на свои уже почтенные годы, был на короткой ноге с нами". Декабристская, пушкинская эпоха проступала во всех связях братьев Милютиных.
Удивительное дело, но этот ненавистник чиновничьей службы яснее, чем кто-либо, услышал зов истории и в кратчайший срок превратился в политика, владевшего всеми бюрократическими уловками для достижения благой цели.

В середине пятидесятых годов, в начале царствования Александра II, Николай Милютин, сделавший, сжав зубы, солидную, но вовсе не блестящую карьеру петербургского бюрократа, служил по министерству внутренних дел. Министром был граф Ланской, отнюдь не бывший сторонником эмансипации. Но умное и корректное влияние Милютина совершило некое чудо - Ланской проникся идеей реформы и стал выдвигать своего помощника вопреки явному неудовольствию императора, публично заявившего: "Этот Милютин давно уже имеет репутацию красного, за ним нужно наблюдать".
И этого "красного" Ланской предложил на пост товарища министра внутренних дел - замминистра по нынешней терминологии. "Можешь ли отвечать за него?" - спросил Александр министра. И бывший мастер масонской ложи, бывший член декабристского "Союза благоденствия", превратившийся в классического николаевского бюрократа, семидесятилетний Ланской ответил: "Как за себя!"

Ставший "временным товарищем" министра внутренних дел (он так и не был утвержден окончательно), Николай Милютин сделал блестящий ход. Осенью 1857 года литовское дворянство обратилось к императору с просьбой освободить крестьян без земли. Это был путь к катастрофе. Но, воспользовавшись этим прошением как поводом, Милютин инициировал один из решающих документов - рескрипт 20 ноября 1857 года, в котором царь поручал виленскому губернатору созвать дворянский комитет для составления положения об улучшении быта крестьян. К рескрипту прилагался циркуляр министра внутренних дел весьма радикального толка... И то, и другое было делом, прежде всего, Николая Милютина. Это деликатное выражение "улучшение быта крестьян" было немедленно воспринято как сигнал к началу реформ. Именно этот рескрипт историки считают отправной точкой великого поворота.
Вполне овладев приемами бюрократической интриги, Милютин сумел заручиться поддержкой либерального кружка великой княгини Елены Павловны, вдовы великого князя Михаила Павловича и великого князя Константина Николаевича, младшего брата императора.

Разумеется, крестьянские волнения, постоянный страх перед пугачевщиной, растущее влияние в обществе Чернышевского и его единомышленников сыграли свою роль. Но все это вместе взятое не смогло бы одолеть сопротивление консерваторов, в котором вязла и воля монарха, если бы не энергия, решительность и хитроумие группы бюрократов, сумевших отодвинуть в сторону тридцатилетний период николаевского царствования и вернуться к идеалам эпохи 1810-х-1820-х годов.
Именно Николай Милютин, пользуясь всем арсеналом бюрократических ходов, после смерти Ростовцева сумел нейтрализовать нового председателя комиссии графа Панина, вознамерившегося перечеркнуть все, что было сделано при Ростовцеве. Именно Милютину удалось отстоять идею освобождения с землей и право на самоуправление.

Закаленный борец за свободу крестьян, декабрист-эмигрант Николай Тургенев восторженно приветствовал из Англии подвиг Милютина. Именно в людях милютинского типа видели старые декабристы истинных продолжателей своего дела...

Человек компромисса

Если братья Милютины были целеустремленными борцами за переустройство России, то в их поколении существовал несколько иной тип людей, игравший, однако, не последнюю роль в происходящем, людей, своим конформизмом и лояльностью ко всем противоборствующим сторонам смягчавшим остроту ситуации и делавших ее приемлемой для высшей власти.
Наиболее характерной в этом отношении фигурой был Петр Александрович Валуев, родившийся в один год с Николаем Милютиным (1818), бюрократ-аристократ, смолоду принадлежавший к околопушкинскому кругу, женатый на дочери Петра Андреевича Вяземского. Николай Милютин был потрясен смертью Пушкина. Валуев был первым, кто сообщил о дуэли и ранении Пушкина Жуковскому и постоянно бывал на квартире умирающего поэта.

Начав свою знаменитую петербургскую карьеру в Министерстве государственных имуществ, Валуев в разгар реформ занял важный пост управляющего делами Комитета министров, а затем стал министром внутренних дел.
Валуева точно охарактеризовал в воспоминаниях все тот же Дмитрий Милютин: "Валуев имел наружность внушительную: высокий рост, стройный стан, приятные черты лица; он отличался изящными формами, держал себя с большой важностью и был очень занят собой; особенно же он старался блистать красноречием. Речь его всегда была вычурна, округлена, переплетена цитатами на разных языках; как будто он говорил не иначе как подготовленными фразами... В сущности, это был человек с разносторонним образованием и европейской культурою (чем отличался от большей части наших государственных людей), но с односторонним кругозором. Его воззрения, политические и государственные, всего ближе можно назвать аристократическим доктринерством. Сочувствовал он, например, английским учреждениям... Аристократическая же, или, точнее, помещичья партия имела полное основание рассчитывать на Валуева для осуществления своих видов".

Николай Милютин, несмотря на вполне лояльное отношение к нему нового министра внутренних дел, счел нужным подать в отставку. Валуев окружал себя людьми, с точки зрения реформ, довольно сомнительными. Однако он - после того, как крепостное право было отменено и кончилась эпоха "бури и натиска", - играл свою немаловажную роль. Его осторожное и гибкое поведение можно сравнить с легендарным морским приемом, когда на бушующие волны выливают ворвань, чтобы, воспользовавшись мгновенным затишьем, совершить необходимый маневр. Проводя военную реформу, ломая устоявшуюся традицию комплектования русской армии и управления ею, Дмитрий Милютин и сам прибегал к услугам Валуева. И тот шел ему навстречу.
В тексте Милютина есть одна фраза, которой он не придал значения, а она чрезвычайно важна - это утверждение о симпатиях Валуева к английской системе организации власти. "Английским учреждениям" "сочувствовали" Пушкин и Михаил Орлов, Николай Тургенев и многие либералы декабристской эпохи, что, в свою очередь, восходило к конституционным традициям русского ХVIII века.

Все это говорит о том, что реформы 1860-х годов, несмотря на их "европейскость", имели вполне основательные корни в истории русской реформаторской мысли. Беда их была не в новизне и отчужденности от почвы, а в катастрофической запоздалости...
Валуев в гораздо большей степени, чем Николай Милютин, принадлежал к николаевской бюрократии, но такие люди были совершенно необходимы как некий буфер между радикалами (Ростовцев, братья Милютины) и находившимися в состоянии злобной истерии крайними консерваторами. Ибо нет ничего опаснее в политике, чем категорическая очерченность противостоящих позиций. Разумеется, картина предреформенного и пореформенного русского общества - даже если исключить огромную крестьянскую массу с ее совершенно особыми представлениями и настроениями, - далеко не сводилась к столкновению бюрократических групп. Но это был тот слой, который владел соответствующей технологией и обладал реальной властью.

Августейший революционер

Разумеется, ключевую роль в головоломном по своей сложности и рискованности процессе модернизации имперской системы, за которой неизбежно следовала экономическая модернизация, играл выбор самодержца. А выбор самодержца в подобной ситуации в значительной степени зависел от "агентов влияния". Николай I при всей своей брутальной самоуверенности не решился на реформы, потому что на этот путь его толкал - и весьма осторожно - только Павел Дмитриевич Киселев. "Агентов влияния", близких к трону в пятидесятые годы, было значительно больше.
Тут надо, конечно, упомянуть Жуковского, который, вопреки школьному представлению, отнюдь не был столь уж наивен и прекраснодушен. Он сделал все от него зависящее, чтобы, путешествуя по Сибири в 1837 году, наследник встретился с большой группой умеренных декабристов и убедился, что они вовсе не чудовища, а вполне вменяемые и разумные люди.
Но особо нужно остановиться на человеке поистине замечательном - великом князе Константине Николаевиче.
На исходе декабристской эпохи - в 1834 году - Пушкин сказал великому князю Михаилу Павловичу: "Вы, Романовы, все революционеры". Он имел в виду "бюрократическую революцию" Петра I и его потомков - отстранение от государственных дел старинного, укорененного в русской почве дворянства, что было, по его мнению, чревато тяжкими катаклизмами. Но с гораздо большим основанием и в менее парадоксальном смысле можно обратить эти слова к племяннику Михаила Павловича.
Сразу после смерти Николая I, управляя морским министерством, тридцатилетний великий князь обозначил свою государственную позицию ошеломившим чиновничий мир приказом - в декабре 1855 года, - которым он потребовал от своих подчиненных "не лгать" в отчетах. Для системы, державшейся на фальсифицировании реальности, это была именно революционная акция.
И в случае с Константином Николаевичем свою роль сыграл Жуковский. "Великие князья, - писал он юному Константину, - должны понимать свое время, должны поставить себя на высоту своего века своим всеобъемлющим просвещением". Это он писал в октябре 1842 года, во времена весьма глухие, когда "люди сороковых годов" никак не могли рассчитывать на взаимопонимание с властью. Под "своим временем" Жуковский подразумевал то время, когда великие князья будут решать судьбу России.
И в годы реформы крестьянской, и в годы реформ судебной и военной, и в борьбе за конституцию на страшном исходе царствования Освободителя великий князь был последователен и настойчив.

Беспамятство

Надо сознавать, что, несмотря на печальные особенности эпохи Александра III, пагубный политический дилетантизм Николая II, кровавые контрреформы большевиков по отношению к Великим Реформам 1860-х годов, несмотря на все это, мы выходим в органичное пространство политической и экономической жизни именно благодаря тому, что в прошлом у нас были люди Александровских эпох - первой и второй; эпох, когда сформировались - при первом Александре - базовые представления о сути реформ и когда эти представления - пускай в запоздалом и несовершенном виде - реализовались при втором Александре.
Честные и дальновидные петербургские бюрократы, немногочисленные, но воистину героические, имевшие полную возможность делать спокойную и надежную карьеру, но рисковавшие всем ради будущего России, - чем отплатили им правнуки? Забвением их имен, их лиц, их судеб, их опыта...
Кто помнит сегодня - кроме специалистов - Николая и Дмитрия Милютиных? Кто помнит великого князя Константина Николаевича - антипода своего отца, - сделавшего все от него зависящее, чтобы Россия пошла по мирному эволюционному пути, пути ограничения самодержавия и представительных институтов? А кто помнит калужского губернатора Виктора Антоновича Арцимовича, превратившего свою губернию в полигон крестьянской реформы?
И сколько еще замечательных имен русских деятелей затерялось в "дыму столетий"!
Не за беспамятство ли наше платим мы такую немалую цену?

Назад Назад Наверх Наверх

 

20. Как нас теперь называть?
Наш цикл о петербургских поколениях завершается сегодня рассказом о тех, кому в конце 80-х было от двадцати до сорока.
Подробнее 

19. Ленинградские пирамиды
Понять Ленинград 70-80-х годов — означает выяснить, как складывался нынешний Петербург.
Подробнее 

18. Отрицание позы
"Шестидесятники многое знали о себе.
Подробнее 

17. Первые и последние
Они жили и умерли в ЛЕНИНГРАДЕ и навсегда вошли в историю как ленинградцы.
Подробнее 

16. Из столицы в Ленинград
Питер был ненадежен.
Подробнее 

15. Веселые питерские деньки 1917 года
В апреле прибыл Ленин.
Подробнее 

14. Герои поражения
Глубоко заблуждаются те, кто думает, что в политике здравый смысл, логика и ясность представлений о происходящем дают перевес над противником.
Подробнее 

13. Борения над пропастью
Ведущий раздела Сергей Шелин .
Подробнее 

12. ДРАМА ЗАМЫКАЮЩИХ
Тот, кому приходилось маршировать в пехотной колонне, знает, что труднее всего приходится замыкающим.
Подробнее 

11. Рыцари и мученики стабильности
Предыдущие статьи цикла - в номерах за 22 января, 19 февраля, 19 марта, 16 апреля, 21 мая, 18 июня, 16 июля, 27 августа, 24 сентября, 26 ноября .
Подробнее 

10. Предтечи катастрофы
Удивительным образом в роковые моменты своего бытия, оказавшись на историческом распутьи, Россия неизменно выбирала катастрофическое направление.
Подробнее 

9. ПОДВИГ БЮРОКРАТОВ
Разгромив инсургентов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года и психологически подавив их сторонников, имперский Петербург вытеснил следующее поколение вольнодумцев в сферу мучительной и бешеной внутренней рефлексии, которая рано или поздно должна была привести или к меланхолии, или к политическому радикализму.
Подробнее 

 Рекомендуем
исследования рынка
Оборудование LTE в Москве
продажа, установка и монтаж пластиковых окон
Школьные экскурсии в музеи, на производство
Провайдеры Петербурга


   © Аналитический еженедельник "Дело" info@idelo.ru